Журнал Луганской писательской организации

1. ТЕРРИТОРИЯ
СЛОВА
№1 (ДЕКАБРЬ)
2016
Литературно-
художественный
альманах
Руководитель проекта
Александр Сигида
Главный редактор
Людмила Гонтарева
Редакционная коллегия:
Анна Вечкасова
Марина Бережнева
____________________________
Оформление обложки и фото
Сергей Артемов
____________________________
На обложке (1 стр.) в коллаже использованы фото
памятников князю Игорю (пос.Станично-
Луганское), В.Далю (г.Луганск) и летописцу, автору
«Слова о полку Игореве» (г.Луганск).
На фото обложки (2 стр.) слева направо, сверху
вниз:
1. Молодогвардейск.
Вид с террикона шахты «Таловская»;
2. Река Северский Донец. Вид со смотровой
площадки в районе Большого Суходола;
3. Краснодон. Памятник «Клятва» и средняя школа
№1, в которой учились многие молодогвардейцы;
4. Село Новоалександровка (Краснодонский
район), церковь Петра и Павла;
5. Река Луганчик. Вид в районе села Красное
(Краснодонский район);
6. Луганск. Памятник жителям Луганщины,
павшим от рук карателей-националистов из ОУН-
УПА в 1943-56 г.г.
___________________________________

2. 2
Союз писателей России
Луганская писательская
организация им. В.И. Даля
Уважаемый читатель!
Если у тебя в руках это издание,
значит ты – обладатель уникального
альманаха, изданного в Луганской На-
родной Республике. Несмотря на воз-
гласы сомневающихся, что сейчас «не
время», редакционная коллегия реши-
ла – сборнику быть!
Сегодня наше государство не
признано и его нет на карте мира… Но
мы же есть! Мы – жители Луганщины и
Донетчины – мы дышим, думаем, меч-
таем… ходим на работу, а наши дети – в
школы и садики. Нам пришлось пере-
жить бомбежки, потери и разочарова-
ния, и поэтому наш народ, как никто
другой, желает мира людям всех стран,
тесно прижавшихся друг к другу и раз-
деленных условными границами на
нашей хрупкой планете.
Должно ли быть это издание под-
чинено одной определенной тематике?
Было принято решение, что нет. Пусть
здесь рядом будут мирно соседствовать
поэзия и проза о Родине, Любви, Веч-
ности и Вере. Главное, чтобы это были
произведения живые, пульсирующие,
теплые… Произведения, которые не ос-
тавят тебя равнодушным, наш добрый
читатель. Эмоционального тебе про-
чтения и ярких впечатлений!
С уважением, редакционная кол-
легия альманаха «Территория слова».
В НОМЕРЕ:
СЛОВО О РОДИНЕ
Ирина Черниенко, Александр Сигида, Ва-
лерий Старухин, Нина Дернович, Тамара
Чайка, Виктория Федоровская, Александр
Акентьев, Владимир Спектор…………….с.3
Александр Сигида,
КРАСНОДОНСКАЯ ШКОЛА:
Геннадий Кирсанов, Альберт Борисов, Стас
Баченко, Анатолий Никитенко, Раиса Шев-
ченко, Илья Горелов, Лидия Юшкевич, Вита-
лий Доич, Олег Таран, Ольга Юркина, Алек-
сандра Бондаренко, Александр Морозов….…с.7
ПРОЗА
Николай Иванов………………………………….с.11
Владимир Казмин……………………………….с.21
Ирина Черниенко……………………………….с.33
Тамара Чайка…………………………………..…с.40
Сергей Артемов…………………………………..с.45
ПОЭЗИЯ
Маис Айзятулов………………………………….с.47
Михаил Афонин…………………………..…….с.50
Алина Баева……………………………………….с.52
Ирина Бауэр……………………………………….с.54
Марина Бережнева……………………………..с.55
Дарья Верясова………..…………………………с.58
Анна Вечкасова…………………………………..с.59
Людмила Гонтарева……………………………с.60
Елена Громова……………………………………с.62
Нина Дернович…………………………………..с.64
Никита Дмитренко…………………………….с.66
Роман Есиков……………………………………..с.67
Борис Жаров……………………………..……….с.70
Сергей Жуков………………..……………………с.72
Александр Марфунин…………………………с.75
Марк Некрасовский…………………..……….с.76
Борис Орлов……………………………………….с.78
Александр И.Сигида…………………………..с.79
Александр А.Сигида ……………….………….с.82
Александр Сурнин……….…………………….с.84
ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ
Дарья Верясова…………………………………..с.86
ПУБЛИЦИСТИКА
Евгений Рогов………………………………….…с.89
Алексей Грищенко……………………………..с.90
Андрей Антонов…………………………..……..с.92
ЛИТЕРАТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ
Владимир Казмин……………………..……….с.94
Владимир Гринчуков………………....………с.95
КНИЖНАЯ ПОЛКА
Александр Сурнин……………….……….……с.98

3. 3
Ирина ЧЕРНИЕНКО
СЛОВО О ЛУГЕ
Они искали место стану
Среди излучин и равнин,
С почтеньем обходя курганы,
Со страхом стоя у руин.
Манила тайною дорога,
Светили месяца рога.
По воле случая и Бога
Для стана выбраны луга.
И отразились в реках лица.
И вместо диких, буйных трав,
Рука рассыпала пшеницу,
И голос влился в хор дубрав.
Мирилась с пришлыми природа.
Сплеталась будущего нить.
Душа свободного народа
Сказала Лугу: «Будем жить!»
Слова, как зерна, в землю пали
Великой мудростью своей,
Хранили стан и прорастали
Сквозь память всех прошедших дней.
Но слышу! Смерти визг и топот!
Катилось солнце под откос.
Невидимый и страшный кто-то
Плел плети из девичьих кос.
Вонзались в душу, в сердце стрелы.
Луг до небес пылал огнем!
Смерть не ползла, она летела
И пожирала все кругом.
Луг почернел от гнева, боли,
И задрожали небеса!
Смерть замахнулась над Любовью?!
Очнулись Вечности Веса!
Склонилась дева, обвила
Руками раненое тело
И замерла, не умерла,
Как в этот миг она хотела.
Катилась горькая слеза,
Не может, не должно так быть!
Прощанья миг, глаза в глаза…
Толчок под сердцем, вопреки
Былым желаньям и решеньям…
Но воды жизни глубоки
И полноводно их теченье.
Сначала дождь смыл гарь и кровь,
С землей смешал он пепел страха,
И поднялась над станом вновь
Жизнь, возрожденная из праха.
Угнали ветры скорбный плач,
Взошла трава на пепелище.
Вернулось время зорь, удач,
И детский смех вошел в жилище.
Рубашек белых паруса
Неслись навстречу жизни новой…
Луга осыпала роса,
Скрывая правды лик суровый.
Нет. Дух народа не сломить!
Луга не делятся на части!
Там травы шепчут: «Будем жить!»
И прорастают зерна счастья.
Над станом радуга сияла,
Роднило солнце их и дождь.
Земля цветы, зерно рожала,
Тропинка по лугам бежала
И колосилась в поле рожь.
– Вели мне слово молвить, государь! –
В поклоне низком вымолвил лугарь, –
– С лугов пришел тебе поведать,
Как завещали наши деды,
что надо строить вольный град.
Луг повелел! Он будет рад,
Чтобы сроднились наши силы.
И лугари тебя просили
Сей славный труд благословить.
Ведь в граде том мы будем жить!
Послом Великого Начала…
С историей Луга венчала.
Луг выбирал мастеровых.
Ценил сноровку, голос, зренье,
Добротность ровных мостовых,
В работе поощрялось пенье.
Река несла лесов дары,
Склонялись горы в уваженьи…
Цари менялись и миры,
Но Луг хранит до сей поры
Незыблемым свое решенье:
– Народу вольному здесь жить!
Да, граду Луга – славным быть!
Летали вихри разрушенья,
Сметая то, что отжило.
А через боль несли прозренье,
Даруя жизни продолженье,
Храня в единстве и добро, и зло.

4. 4
Но там, где память отступала,
Судьба свое вонзала жало…
…Он лето обязал рыбалкой,
Костром вечерним на реке,
Чтоб было солнечно, не жарко,
Легко и сытно в рюкзаке.
Заботы жизни утомили,
И отпуск обещал быть милым.
Но утро сорвало с постели!
- Война! Фашисты налетели…
Рюкзак готовый у двери.
- Жена, не плачь… Ну, не реви…
Разорвано бедою небо.
- Не плачь, а жди! Вернусь с
победой!..
Ценою жизни и любви…
Хранил их Луг, а значит, Небо!
Луга покрыли ковыли,
В сражениях пришла Победа!
Есть на Земле земель немало
В своей восторженной красе,
Над ними Вечность пролетала
И отражалась, как в росе,
В траве, в цветах, в речном затоне.
Дышало право всех Начал.
И счастлив тот, кто это помнит,
Кто Бога средь лугов встречал.
Ему дарили наши предки
Свои дела – тепло сердец…
Теперь мы вспоминаем редко –
Мелеет Северский Донец.
Леса, просторы обжитые
Мы превращаем в хламный рай…
Кто мы? Глухие и пустые?
Когда чужим стал отчий край?!
Но, слышу!!! Жизни тихий шепот.
Всходили зерна – хлебу быть.
Невидимый и светлый кто-то
Дарил нам радугу, как нить,
Связующую небо, души,
Сердца свободных лугарей.
Завет отцов нельзя нарушить!
И Луг поведал на заре:
- Пора зерно Любви взрастить,
Луга не делятся на части,
В них травы шепчут: «Будем жить!»,
И прорастают зерна счастья.
Я жду сыновьего участья!
Народу вольному здесь жить,
И граду Луга славным быть.
…Над Лугом радуга сияла,
Дождь смыл следы разрух и бед.
Жизнь очарованно взирала,
Как прорастало Слово Вед!
Александр СИГИДА
* * *
открыты Веды и Авеста
как дар небесного Отца;
земля – Господняя невеста
лежит в излучине Донца.
равнина потеряла стыд!
светя холмами и курганами,
весной раздетая лежит,
прикрывшись рваными туманами.
на краеведческом пути
не прозябала недотрогою;
и с <чѐрным золотом> в груди
она идѐт своей дорогою
<минуя Индию… Иран…>
в рассветном сумраке увидели:
горит огнями Русский СТАН
источником святой обители.
Валерий СТАРУХИН
ДОНЕЦКИЕ СТЕПИ
Степи донецкие, плуга не знавшие,
Летом вы так хороши!
Балки и кряжи,
как в прятки игравшие,
Словно бальзам для души.
Воздух – на травах цветущих настойка,
Даже не хочешь – пьянит,
Где-то вдали терриконов надстройки
Словно вершины на вид.
Облаком нежно-лиловым душица
Возле кустов за холмом,
Трель из зенита на землю струится,
В своде звенит голубом.
Часто, разбросанный пятнами яркими,
Желто-оранжевый цвет,
Так из травы зверобой продырявленный
Всем посылает привет.

5. 5
Рядом чабрец распластался в куртинах,
Пчелам нектар отдает.
Пусть незаметен он в пестрой картине –
Запах его выдает.
Вдруг словно зорька
в травинках пробилась,
Нежно прикрыта листвой,
Но покрывало чуть-чуть приоткрылось -
Ягод клубничных здесь рой.
Где-то седая полынь расселилась,
В струях дурмана плывет,
Выше волна ковыля распушилась
Словно кораблик свой ждет.
Степи донецкие, плуга не знавшие
Боже, как вы хороши!
Балки и кряжи, как в прятки игравшие…
Грудью полнее дыши.
Нина ДЕРНОВИЧ
МОЙ КРАЙ
Здесь живут широко и распахнуто,
На яру, у полей распаханных,
На холмах с ковылями зыбкими,
На виду у людей, с улыбками.
Берега у Донца крутогрудые,
На заре россыпь рос с изумрудами.
Жизнь открыта и помыслы чистые.
Здесь казачки поют голосистые.
Умываясь водою донецкою,
Тешась удалью молодецкою
Казачат на холмах играющих
Да коленки в кровь разбивающих.
От злодейки-судьбы не прячутся,
Хоть не очень-то и удачливы.
Не согнуть судьбе поступь гордую,
Что дана казачьей породою.
Новостей ждут, живут, как
на пристани.
Только души их не расхристанны,
Потому, что сильны и сдержаны,
Потому что самоотверженны.
Здесь шумят, как вино игристое,
А сердца – по деревьям листьями,
Лбы морщинами перепаханы.
Здесь живут широко и распахнуто.
Тамара ЧАЙКА
МОЙ ПОЛУОСТРОВ
Окружен полуостров мостами,
Весь туманной вуалью одет.
Громыхают сонливо трамваи –
Над Луганском забрезжил рассвет.
Пробуждается он, как обычно –
Перекличкой церквей, петухов.
И шагают миряне привычно,
Начиная разбежку с мостов.
Заигралась заря в куполах,
Заряжая энергией души.
Растворялась луна в облаках,
Уходя в чью-то ночку подслушать…
Над Ольховкой склонилися ивушки
В отражении синего неба.
Полоскали волнистые гривушки,
Улыбаясь тому, кто их предал.
Полуостров в любую погоду живет –
Красота и любовь, фейерверки –
Уважая устои и звездный полет!
Здесь рождаются новые детки.
Догорает заря в куполах,
Колыбеля покой тихих душ.
Засыпает луна на ветвях,
Освещая мосты в нашу глушь.
Виктория ФЕДОРОВСКАЯ
ЛУГАНСКУ
Я люблю этот город зимой,
Когда снег укрывает панели,
Чертит клинопись тонкой рукой,
Белый жезл окуная в метели.
Я брожу по бульварам пустым,
След теряю в глухих подворотнях.
Смех разносится эхом густым,
Грустный лик отражается в окнах.
Тусклый свет по алмазам скользит,
Легкой радугой, дымкой невзрачной,
И над будущим ворожит
Странный Ангел в накидке прозрачной.

6. 6
Александр АКЕНТЬЕВ
* * *
Город замер. К нему подступают враги.
Мы еще не такое встречали!
Несмотря ни на что и всему вопреки
Будем помнить, что мы – Луганчане!
Мы такими на нашей земле рождены,
Нас не сломит нацистская стая!
Наша воля тверда, мы Отчизны сыны
Из степного казачьего края!*
Было… Мрак опустился,
подонков не счесть…
Мы не стали скакать на майдане,
За подачки не продали
гордость и честь,
Потому, что мы все Луганчане!
Враг жесток и идет, не считая потерь.
Испытания нас не сломили!
В нашей памяти –
стойкость бойцов ДКР,
Оборона на Острой Могиле!**
Несмотря ни на что и всему вопреки
Город жив и отвагой пронизан!
На минувшей войне
в плен не брали враги
Луганчан из шахтерских дивизий!
Город выстоит, зори победы близки!
Всѐ отстроим – не время печали!
Несмотря ни на что и всему вопреки
Будем помнить, что мы – Луганчане!
*Территории ЛНР и ДНР издавна входили в со-
став земель Всевеликого Войска Донского.
**Эпизоды гражданской войны. В 1918г. вооружен-
ные силы ДКР – Донецко-Криворожской республи-
ки, одной из столиц которой был Луганск, всту-
пили в сражения против наступавшей 400-
тысячной группировки австро-немецких войск,
слегка декорированной украинскими гайдамацки-
ми частями. Два месяца в ожесточенных боях
ДКР сдерживала намного превосходившие силы
оккупантов. Именно тогда, в боях за Донбасс,
взошли имена луганчан К.Ворошилова,
А.Пархоменко и др.
В обороне на Острой Могиле времен гражданской
войны участвовали все жители Луганска. После
ее окончания за этот и другие подвиги город, один
из немногих в СССР, был награжден орденом
Красного Знамени.
Владимир СПЕКТОР
О ЛУГАНСКЕ
Я жил на улице Франко,
И время называлось «Детство»,
С 20-й школой по соседству.
Всѐ остальное – далеко.
Взлетал Гагарин, пел Муслим,
«Заря» с Бразилией играла,
И, словно ручка из пенала,
Вползал на Ленинскую «ЗИМ».
В «Луганской правде» Бугорков
Писал про жатву и про битву.
Конек Пахомовой, как бритва,
Вскрывал резную суть годов.
Я был товарищ, друг и брат
Всем положительным героям
И лучшего не ведал строя.
Но был ли в этом виноват?
Хотя наивность и весна
Шагали майскою колонной,
Воспоминаньям свет зелѐный
Дают другие времена.
Я жил на улице Франко
В Луганске – Ворошиловграде.
Я отразился в чьѐм-то взгляде
Пусть не поступком, но строкой.
А время кружит в вышине,
Перемешав дела и даты,
Как будто зная, что когда-то
Навек останется во мне.
ИЮЛЬ
Абрикосы плавятся от зноя.
Абрикосы нежный сок пускают.
Солнце абрикосою степною
Растекается над всем
Донбассом, тает.
А вдоль улицы,
по-деревенски щедрой,
Абрикосовая россыпь золотая…
Кто в Донбассе знает только недра,
Тот, считай, совсем не знает края.

7. 7
Александр СИГИДА
КРАСНОДОНСКАЯ ШКОЛА
Давным-давно пора определиться
с программой и планами развития род-
ной литературы: как бы ни смущались,
сколько бы ни прогнозировали (сами
над собой) – Краснодонская литера-
турная школа существует!
Благодаря замечательным учителям:
Геннадию Кирсанову, Владимиру Али-
мову, Альберту Борисову, Лилии Гре-
ковой, Анатолию Никитенко, Лидии
Юшкевич, Алексадру Сигиде – Красно-
донщина имеет свое литературное ли-
цо.
С другой стороны, в советское
время сложилась достаточно мощная
традиция литературы о молодогвар-
дейцах, которая, начиная с романа Фа-
деева, во многом определила наше от-
ношение к Малой Родине.
Краснодон – колыбель патрио-
тизма и духовности; наш город – свое-
образное сердце Донбасса, место, где
соединяются славное историческое
прошлое и героическая современность;
край, где трудовые свершения перепле-
таются с ратными подвигами.
Наши литературные учителя сво-
им искренним творчеством явили дос-
тойный пример служения народу, за-
вещали нам свято беречь родной язык
и вселили в нас веру в Единство Русско-
го Мира, Русской Истории, Русской
Земли.
Сегодня у <Краснодонской лите-
ратурной школы> появился завидный
шанс выйти на новый уровень собст-
венного самоопределения и преодолеть
миф о <местечковой> ограниченности:
мы стоим у истоков зарождения Ново-
российской литературы (или литерату-
ры Новой Руси).
Какой она будет? – во многом за-
висит от нас – от нашего художествен-
ного умения и личной ответственности,
от нашей самоотверженности и всеоб-
щей любви к Родине. Несомненно, что
произведения, написанные на грани
между жизнью и смертью, пронизан-
ные суровыми эмоциями и строгими
мыслями, несмотря на трагическую
жизненную правду и вооруженное про-
тивостояние, самим своим существова-
нием вселяют уверенность и надежду,
что наш край найдет в себе силы и на-
ша земля возродится во имя торжества
Воли и Труда! И очевидно, что немало-
важная роль в этом процессе принад-
лежит художественной литературе.
Понятие <Краснодонская литера-
турная школа> органично вписывается
в проект <Территория Слова>, ибо
<территория> основана на традициях
Великой Русской литературы: от <Сло-
ва о полку Игореве> (памятник князю
находится на линии фронта в Станице
Луганской) – до <Словаря живого ве-
ликорусского языка>, составленного
В.Далем – Казаком Луганским.
И если Русский Дух, о котором
писал А.Пушкин, коснется нашего пе-
ра, то наши рукописи станут летопися-
ми Победы, свидетельством возрожде-
ния Русской Земли.
Начинается очередной учебный год
31.08.2016
Геннадий КИРСАНОВ
* * *
На небесном ковре – звѐзды горсткою.
Утро! Смена ночная закончена.
Край родимый, сторонка шахтѐрская –
Дорогая моя Краснодонщина!
От жары берег Каменки выгорел…
Я узнал в годы школьные, детские,
Будто в нашей степи войско Игоря
В бой вступило с ордой половецкою.
Краснодонщина, милая родина,
Ты близка гулкой новью и древностью,
И криницей, и гроздью смородины,
И задорных частушек напевностью.
Пусть краса твоя будет неброскою.
Но пока моя жизнь не окончена,
Петь тебя мне, сторонка шахтѐрская,
Дорогая моя Краснодонщина!

8. 8
Альберт БОРИСОВ
ПРОСЬБА
Давно не приходил я в отчий двор,
Бродя по свету за желанной целью…
Здесь тополь навалился на забор
И любопытный взгляд
в окно нацелил.
Что он увидел за двойным стеклом?
Что слышит он, вытягивая шею?
Позванивая льдистым серебром,
С кем делится он новостью своею?
Быть может, по гудящим проводам
Он мне звонит настойчиво, упрямо
О том, что где-то за снегами, там
Меня ночами ожидает мама.
И как не спит, подогревая чай,
Когда всем поездам все сроки вышли,
И, как, вздохнув, укутает печаль
В халатик старый цвета
тѐмной вишни…
А провода звонки несут, несут,
И я прошу ночных телефонисток:
- Меня всего на несколько минут
Соедините с тополем ветвистым!
Стас БАЧЕНКО
МОЙ ГОРОД
Я люблю тебя, жизнь, ты поверь мне.
Я люблю дорогие края.
Эти рощи, степи эти.
Ты поверь мне, родная земля.
Я люблю отчий дом и свой город –
Тут года моих прожитых лет.
За шахтѐрский этот город
Воевал до Берлина мой дед.
На гранитной плите плачут розы –
Там безмолвные лики солдат.
Той войны седые слѐзы
В моѐм сердце камнями лежат.
И не надо мне сладкой чужбины,
И не надо заморских огней:
Терриконы и равнины
Навсегда будут в жизни моей.
Анатолий НИКИТЕНКО
* * *
Седые преданья далеких времен,
Где сабельный звон под
шуршанье знамен,
Турецкий разбой и набеги татар, –
Их помнят доныне Донец и Айдар.
И шепчут, как прежде, в степи ковыли
О мужестве этой былинной земли,
О том, что достиг
легендарных вершин
Дух прадедов наших –
казацких старшин…
Семнадцатый век, боевые года,
Наш край Слобожанщиной
звался тогда.
Раиса ШЕВЧЕНКО
СЛАВА КРАСНОДОНА
Что такое Слава Краснодона?
- Это факел жизни на плацу…
Ныне всяк живой и нерождѐнный
Поклонись… Как своему отцу.
Что такое Слава Краснодона?
Тот, кто своим сердцем в город врос!
Создает, кто истинно, влюблено
Краснодон, нам дорогой до слѐз…
Что такое Слава Краснодона?
Скромно отвечаю: «Мы с тобой…»
Если по горняцкому закону
Тридцать лет вгрызаемся в забой!
Что такое Слава Краснодона?
(Может быть, кому и невдомѐк)
- Это тонны, тонны, тонны, тонны!
Потом орошѐнный уголѐк…
Что такое Слава Краснодона?
- Это, брат, та-ки-е мужики!
Если ты в труде – пирог слоѐный,
Он тебе и не подаст руки!
Что такое Слава Краснодона?
- Чу! звонят ко-ло-ко-ла по ком?
Любим, чтим и помним поимѐнно,
Всех, кто не вернулся с угольком…

9. 9
Виталий ДОИЧ
* * *
Я родился под утро в четыре часа.
На травинках ещѐ не блестела роса.
Первый луч не пробил
атмосферу Земли.
Лишь чуть-чуть зарождалось
начало зари.
Я родился под утро в четыре часа
На далѐкой глубинке, в селе Усть-Уса,
Где Уральские горы силуэтом вдали
И просторы Печоры на север текли.
Я родился под утро в четыре часа,
Где-то рядом уже бушевала война.
И скупой репродуктор
надрывно хрипел,
И призывные песни о родине пел.
Я родился недавно, я родился давно.
Жизнь ушла безвозвратно,
как немое кино.
Всѐ куда-то уплыло, как речная вода.
То, что не было - было,
и ушло в никуда…
Илья ГОРЕЛОВ
ПАРТА
Класс убирала старушка – уборщица,
Охая, тряпку с трудом выжимала,
Белую прядь,
что над бровью топорщится,
Мокрой рукою, сердясь отгоняла.
Ворчала, что парта поставлена косо,
Терла ее, нагибалась раз двадцать…
И я, пожалев, обратился с вопросом,
Стоит ли в годы ее нагибаться?
- Вы – новый учитель, -
сказала Степановна
И парта, видать, еще не знакома вам,
Тут сбоку написано,
хоть я малограмотна:
«Здесь сидела Ульяна Громова».
Старушка, вздыхая, присела на стуле:
- Маленькой помню ее ученицей,
Помню еще не Ульяной, а Улей…
Мне к парте нагнуться,
что ей поклониться.
Лидия ЮШКЕВИЧ
КЛЯТВА
Клянемся! – чуть слышно
уста прошептали,
Клянемся!! – ударило в гулкий набат,
Клянемся!!! – все ширилась
и разрасталась
Над миром святая присяга ребят.
Клянемся! Застыли в едином порыве,
В едином стремлении
Отчизну спасти,
Как будто над ними крылато парили
Слова, что успели произнести.
Они лишь предвидели
только маршруты
Наполненных риском
тревожных дорог,
Но каждый из них уже в эти минуты
Знал: сделает все, что он мог и не мог.
Олег ТАРАН
ОСЕНЬ
Что хорошего ждать в октябре?!
«Бабье лето», - и школьник ответит.
Вот и осень стоит на дворе.
Меньше греет, но все-таки светит…
Пожелтелый задумчивый лист,
Украшение сквера и рощи,
Золоченый печальный статист,
Скоро станет он хрупким на ощупь.
Вновь на юг журавли улетят,
Такова их издревле природа,
Чтобы холод вдали переждать,
Не по нраву им эта погода.
Ну, а здесь закружится листва,
Укрывая всю землю багрянцем.
Полновластно вступая в права
Выйдет осень в пленительном танце.
Оголтело у всех на виду,
Вызывая кругом восхищенье,
Даже лучше, чем в райском саду,-
Нам подарит любви вдохновенье.

10. 10
Ольга ЮРКИНА
ЗОЛОТАЯ ОСЕНЬ
Ты помнишь осень, золотую осень?
Среди листвы дождей седую проседь,
И ярко-красный, рыжий цвет рябины?
Наверное, мы всѐ-таки любили…
Как любит ветер золотые листья,
Как любит клѐн рябиновые кисти.
Быть может, тихо, нежно, несерьѐзно,
Возможно, рано или слишком поздно.
Но всѐ проходит, как, увы, ни грустно,
И, словно листья, разлетелись чувства.
Пришла зима, накрыла белый саван,
Весною смыло всѐ водою талой.
И вот уж отшумело звонко лето
Зелѐною листвой, теплом рассвета.
И снова осень. Но уже другая.
Красивая, и всѐ-таки чужая.
Кричу: «Не приходи, побойся Бога!
И без тебя безумно одиноко!»
Вдруг дождь, и на стекле слеза застыла.
…Не плачь, не надо – я же пошутила.
Александра БОНДАРЕНКО
ТЫ, ЗЕМЛЯ МОЯ
В косы русые вплетаешь нить зари.
Умываешься росою ты прохладной.
Словно в зеркало, глядишься в неба синь,
Примеряя свой наряд, что сшит из радуг.
Укрываясь шалью белых облаков,
Ты деревья-руки к дождику протянешь.
После пролитых дожей и шумных гроз,
Ты, моя земля, ещѐ красивей станешь.
ПРИПЕВ:
Морем изумрудным травы стелятся,
Росы, словно жемчуг, на заре.
В гости новый день прийти осмелился,
Чтоб любовь свою отдать земле.
Сердце я своѐ опять порадую.
Ветер, прочь гони тоску и грусть.
В небе разлеглась цветная радуга.
Я хмельного воздуха напьюсь.
Голос твой взметнѐтся ввысь под облака,
Разливаясь звонкой трелью соловьиной.
Будет ветер гладить пышные хлеба
Да ласкать прозрачных рек твоих изгибы.
Не скрывая слѐзы, плачешь иногда,
Разрастаясь вдоль воды плакучей ивой.
Рассердившись, напускаешь холода,
Если страшно, шелестишь
листвой пугливо.
ПРИПЕВ
В косы русые вплетаешь нить зари.
Ты нежна и в то же время горделива.
День проснувшийся бежит к твоей груди,
Чтоб напиться молоком
прохладных ливней.
ПРИПЕВ
Александр МОРОЗОВ
СЕРДЦУ ДОРОГО
Опять желанье это снова…
Нет, не бравада, не кураж –
Уплыть в поэзию Багрова,
Шагнуть в Алимовский пейзаж.
И постучатся за советом
В дверь Грековой в свой горький час.
Уверен – будет отогрета
душа от чутких еѐ глаз.
Всѐ чаще в жизни я горюю,
В утратах сердцу нелегко:
Вот скорбную «плетет» гравюру
Острейший карандаш Шпырко.
И предо мною мир не рухнет,
Тревоги века нипочѐм,
Пока Борисов и Старухин
Подставят в горести плечо.
Ошеломлѐн служеньем песни,
Горняцкой песни, боевой.
На сцене «Горизонту» тесно,
Хоть поредел их крепкий строй.
Дорогой шли непроторѐнной
Эпоха била вкривь, под дых.
Я всех вас помню поимѐнно,
Молюсь за здравие живых.
Вина налью. Расставлю свечи.
Слезу пущу: «О, как вам рад!»
Ваш путь ухабами отмечен
И бесконечным рвом преград.

11. 11
ПРОЗА
__________________________
Николай ИВАНОВ
г. Москва
Помяни, Господи...
Священник крестил красные звѐзды.
Они были одинаковыми, под трафарет
вырезанными, как одинаковыми ока-
зались и серебристые пирамидки, на-
званные в сельской кустарной мастер-
ской памятниками. И таблички, без
разбору приваренные местным свар-
щиком дядей Сашей, тоже были для
всех одни и те же: «Неизвестный сол-
дат».
Хоронили погибших. Не из ржавых
ржевских болот или бескрайних брян-
ских буреломов предавались земле ос-
танки ратников-бойцов-воинов образца
1941-45гг. С круч крутых кавказских
вывезены воины-солдатики-
мальчишки, но уже рождения конца
ХХ века. И не найденные следопытами,
а отданные для захоронения медиками
и прокуратурой. Без имен и фамилий.
Безымянными. А потому - вроде как бы
ничьими...
А всего-то и нужна была самая ма-
лость, чтобы миновала их подобная
участь - останься от человека хоть ка-
кая-то зацепка. Например, котелок с
нацарапанной ножом фамилией. А
лучше - медальон с биографическими
данными. На худой конец - жетон с
личным номером.
Да только уходившие первыми в Чеч-
ню полки и бригады менее всего дума-
ли о котелках и кашах: в спешке набро-
сали в рюкзаки вперемешку с пачками
патронов и гранатами сухпайки, а в них
сплошь - одноразовая пластмассовая
посуда. Она первой и плавилась. Впро-
чем, в том аду, что испытали вошедшие
в Грозный войска, плавились и котел-
ки: находили потом алюминиевые рас-
плавленные сгустки. Тут царапай не
царапай, всѐ равно ничего не выгадали
бы солдатики.
И с медальонами полная промашка
вышла: полвека после Великой Отече-
ственной тыловики занимались всем,
чем угодно, только не возможностью
сохранить имя солдата. Так и не при-
думали для идущих на войну медальо-
ны. Считали - мелочь. Или ленились. А
скорее всего, просто не верили, что по-
надобятся.
Жетоны же с личными номерами ря-
довому и сержантскому составу вообще
не положены. Только офицерам и кон-
трактникам. Потому, как ни крути, а
послали армию в Чечню не штучным
товаром, а простой солдатской массой.
Так и гибли - массой...
А ещѐ научились, говорят, определять
родство по ДНК и анализу крови. Всѐ
бы хорошо, да только у некоторых по-
гибших даже кровь выгорала. Дотла,
оставляя от человека лишь горсточку
пепла. Поди узнай по ней, кто ты, сол-
дат? Чей? Какого роду-племени, полка-
дивизии?.. Словно насмехаясь, война
отбросила всех в каменный век, ока-
завшись выше человеческой цивилиза-
ции и еѐ достижений, выше лаборато-
рий с их электронной начинкой, хими-
ческих препаратов и компьютерных баз
данных. Родные и известные до по-
следней черточки сотням людей, лю-
бимые и желанные, солдаты в первую
чеченскую кампанию умирали неиз-
вестными...
И лежали потом нераспознанными
останками в ледяных рефрижераторах
Ростовской военной лаборатории. Под
номерами. Долго лежали. Годами. По-
лучилось - до скончания века. Двадца-
того. Их, в большинстве своѐм тоже
двадцатилетних, могли, готовы были
забрать матери, не дождавшиеся своих
сыновей после войны - но не выдавали.
Не положено известным отдавать неиз-
вестных.
Так и хоронили. За счѐт государства -
но подешевле. Геройски погибших - но

12. 12
подальше от телекамер, политиков,
любопытных и туристов. На окраине
Москвы, на бывшем сельском кладби-
ще. Хорошо, что хоть название оказа-
лось утешительным - Богородское...
- Храни вас Господь, - крестил звезды,
людей, небо с кружащим в вышине аи-
стом, свежие могилы местный священ-
ник.
Автобусы Министерства обороны
привезли седых, не по возрасту ста-
реньких, словно умерших вместе с про-
павшими сыновьями, родителей. Тех,
кто не нашел своих детей ни среди жи-
вых, ни среди мертвых, ни в списках
пленных, ни в холодных ростовских
камерах. А "пропавшие без вести" - они
могут быть и среди любого "Неизвест-
ного солдата". Верьте, что своего. На-
дейтесь, что где-то здесь...
Отцы ещѐ держались. Многие служи-
ли сами и знали: солдата на войну по-
сылают не командиры - политики. Ко-
мандиров тоже посылают умирать, и
среди этих, неизвестных, они тоже на-
верняка лежат. Несмотря на выданные
жетоны. А история, хотя и недолгая, но
уже подтвердила: погибали русские
парни на Кавказе не зря. Зачастую глу-
по - но не зря. Потому что вроде оста-
новили заразу, поползшую по стране.
Перестали бояться вестей с юга...
И только матери, небесные русские
женщины, бросались от ямы к яме. Где
еѐ? Которая? Где упасть? Где замереть-
остаться? Какой холмик становится
родным - вместо сына? Успеть, успеть
оказаться рядом в самый последний его
миг на земле. Фуражечки новые приби-
ты к красным крышкам, а на последних
снимочках они в шапках стояли. Зима
была... Здесь? А вдруг здесь? Среди всех
неизвестных - какой еѐ? Ну подскажите
же кто-нибудь!!!
Падали, обессиленные, там, где под-
гибались ноги. А может, как раз у сво-
его? Или всѐ же там, через одного? Че-
рез два? Они доползут, только скажи-
те...
- Скажите! - вставали щупленькие,
крохотные на краю могил женщины и
вдруг находили в себе силы поднять за
грудки офицеров салютного парадного
полка - сплошь подобранных под два
метра гренадѐров.
Но плакали те вместе с матерями,
проклиная свою миссию. Обмирали
рядом и сельские старушки, подошед-
шие из соседних деревень и своих му-
жей, женихов из Великой Отечествен-
ной, тоже лежащих где-то под такой же
табличкой, ненароком вспомнившие...
- Помяни, Господи, здесь лежащих, -
продолжал ходить священник вдоль
новеньких, выровненных, словно сол-
датики в строю, могил: на Руси они ни-
когда не переводились - воины и свя-
щенники. Читал громко, нараспев,
словно с высоким небом разговаривал.
- Помяни и тех, кого мы не помянули
из-за множества имѐн. Или кого забы-
ли. Или чьи подвиги не знаем. Но Ты,
Господи, знаешь всех защитников Рос-
сии и помяни каждого. И вознеси их в
селение праведных.
Гремел салют - в память.
Шла молитва - за упокой.
И кружил в небе аист. Высоко - там,
где теперь парили и успокоенные на-
конец-то солдатские души. Которым не
нужны уже были
ни бирки,
ни метки,
ни нацарапанные ножом имена...
- Аминь!
Брянская повесть
(новелла)
Бежала уточкой, норовя обогнать
свою палку-костыль и укрыться от на-
летающего снежка брезентовыми
крыльями плаща. Я спешил, но ста-
рушка, видать, торопилась ещѐ больше.
- Ты чего стал? - настороженно загля-
нула она в приоткрытую щѐлочку окна.
- Подвезти.
- А ты меня знаешь?
- Нет.
- Тогда почему стал?

13. 13
- Снег начинается, вы торопитесь, я
еду. Садитесь.
- Но ты точно меня не знаешь?
- Не знаю.
Ветер с разбега швырнул пригоршню
снега в машину, на сшитый во времена
развитого социализма плащ старушки,
еѐ увитую венами руку, лежавшую на
клюке.
- Бабуля, время! Едем.
Но она продолжила пристально
всматриваться в меня, угадывая поро-
ду. Ни на кого в еѐ памяти не оказался
похож, но просияла в озарении, найдя
неопровержимый аргумент моего воз-
можного коварства:
- А почему тогда другие проехали ми-
мо и не стали?
О-о, святая простота!
- Ну не знаю я, бабуль. Меня подвози-
ли, я подвожу. За других не отвечаю.
Поедете? - перебросил на заднее сиде-
нье бутылки из-под пива.
- Но ты точно меня не знаешь?
- Точно. Не знаю.
Глянула на небо, по сторонам, откры-
ла дверцу. Прежде чем сесть, сбросила
дождевик, - так в деревне снимают и
галоши перед тем, как войти в дом.
Смотала брезент в рулон, прижала к
животу: если испачкает, то себя. Осто-
рожно усевшись, двинула зажатой меж
колен клюкой, словно штурвалом в са-
молѐте - вперѐд.
Только набирать по здешним дорогам
крейсерскую скорость - оставить на ней
подвеску или вылететь в кювет.
- А что это у вас дороги такие разби-
тые?
- Так война ж была.
Не шутила, не ехидничала - правду
говорила и верила в это.
Скрывая улыбку, отвернулся к окну.
Молоденькие деревца, летом зелѐными
солдатиками бежавшие по косогору в
атаку, сейчас, убелѐнные седым инеем,
выходили из боя по колено в снегу.
Война, так война. "Мы вели машины,
объезжая мины"... Сократил на свою
голову дорогу по просѐлкам! А куда
нужно торопиться другим?
- И куда можно торопиться в такую
погоду?
- Так снег же понедельники не отме-
нял! А у меня дед только по ним круг-
лый год на рыбалке. А нынче очки за-
был. Несу вот. Крайней-то я окажусь,
что не проверила.
Похлопала по карманам: не попутал
ли бес и еѐ? Вытащила перевязанный
резиночкой очѐчник, как в шкатулочку,
заглянула внутрь. Порылась в ворохе
бумажек, оказавшихся под очками. Но-
готком выцарапала с самого низа со-
тенную, в дедовы же очки проверила еѐ
на свет. Укоризненно посмотрела на
меня. Ясно, отвечать за поведение всего
мужского населения страны тоже мне...
- А божился, как иконе, что потерял.
Вот теперь будет ему ни дар, ни купля, -
затолкала бумажку в карман кофты,
зашпилила личный сейф булавкой. -
Сам-то где живѐшь?
Ехали в сторону Украины, и кивнул
назад:
- В России.
- А я дома. Пятистенник. Пятерых и
родила, каждому по стене. Да только
разбежались все. Кукуем с дедом вдво-
ѐм. Ты, видать, такой же. Летун? - ей
очень хотелось оправдаться чужим че-
ловеком, что остались они с дедом одни
не из-за плохих детей, а что времена
нынче за окном такие.
За стеклом начинающаяся позѐмка
била в грудь собравшихся на обочине
воробьѐв. Сугробы, присевшие отдох-
нуть на поваленные вдоль дороги дере-
вья, приглашали присоединиться, но
нам посиделок не надо. Нам вперѐд, на
Киевскую трассу.
Скосил глаза на часы. Цифры в Ми-
нутах сменяются быстрее, чем в кило-
метрах...
- А ты не летай быстрее своего ангела,
- утихомирила попутчица, всѐ замечая.
- Раз сдерживает в пути, значит, хранит
от беды, которая может ждать тебя

14. 14
впереди. А мне вон там, около Барыни,
остановись, - кивнула на железный
транспарант с дородной колхозницей,
державшей в руках проржавевший
сноп пшеницы.
- Почему Барыня?
- Так мы все работали, а она всю
жизнь простояла с улыбкой. Стопро-
центная правда, это я не перцем чихну-
ла.
- Ясно. Далеко до озера?
- За тремя кустами. Добегу. А то дед
заревнует, что на машинах без него
разъезжаю, - поулыбалась несбывшей-
ся возможности. - Спасибо тебе, хоть и
не знаешь меня. Авось и тебе когда от
людей в нужную минуту воздастся.
Помявшись, вскрыла сейф, на ощупь
распознала его содержимое и, скорее
всего отделив от гостинца деду, поло-
жила на панель две конфеты:
- Вместо курева.
Выйдя, раскатала обратно плащ, кив-
нула то ли мне, то ли в небо за помощь,
и снова побежала бочком, уточкой к
слепому деду-селезню. Поймать вам
золотую рыбку...
А мне опять навѐрстывать время, бла-
го до трассы тоже три куста. На таких
одинаковых расстояниях от пересече-
ния дорог обычно ставят храмы...
Ударить по газам не получилось и на
Киевке. На первом же пригорке, собрав
гармошку из нетерпеливых, дѐргаю-
щихся мальками легковушек, полз
трактор-"петушок", издевательски ки-
вая всем задранным ковшом. Сколько
не имей лошадей под капотом, а под-
чиняйся второй скорости трактора. Тя-
нись следом, читай указатели, сме-
шавшие красоту и политику - "Красная
поляна", "Красный бор", "Красная ком-
муна", "Красный колодец". Не хватало
ещѐ какой-нибудь "Красной синьки" - в
Питере в двадцатых годах назвали так
завод, выпускавший побелку. Но там
был революционный подъѐм, а тут
едешь как на быке. Давай же, то ли
брат, то ли сестра "Беларусь", мне ещѐ
возвращаться назад.
Рвануться вперѐд всем скопом смогли,
лишь выскочив на пригорок и получив
обзор. Всем скопом внизу и остановил
своей волшебной палочкой гаишник,
выйдя из-за автобусной остановки. Вот
же засада в прямом и переносном!
Я оказался в веренице последним, и
мог лишь молча наблюдать, как тол-
стый от бронежилета капитан собирал,
словно жирный котяра сметану, пас-
порта и водительские удостоверения.
На вальяжность гаишника ушѐл доб-
рый десяток минут, и пришлось поверх
водительского протянуть служебное
удостоверение. Усы кота-капитана сжа-
лись, но только лишь для того, чтобы
сдержать улыбку при старшем по зва-
нию. Постучал документами по палоч-
ке. А она ведь чѐрно-белая, как наша
жизнь...
- Скоро у нас будет как на Кавказе, то-
варищ полковник.
- А что на Кавказе?
Я только что прилетел оттуда, завтра
возвращаться обратно, так что иронии
не принял. Хотя интересно услышать,
что думают о нас в глубинке России.
- А там у каждого нарушителя есть
оправдательный документ, - поведал
капитан. И не преминул подчеркнуть
своѐ пребывание в "горячей точке": -
Неделю назад в Нальчик летали на
усиление. Тормозим парнишу лет во-
семнадцати. Лезет обниматься - я свой!
И показывает листок стандартной бу-
маги, на который на ксероксе отпеча-
тано удостоверение его двоюродного
брата из вневедомственной охраны. Так
что... - капитан развѐл руками, всѐ ещѐ
размышляя, отдавать ли документы.
В другой раз бы пояснил ему разницу
между парнишей и полковником, ксе-
роксом и ксивой, проверкой докумен-
тов в Моздоке и вызовом огня артилле-
рии на себя в Аргунском ущелье. Но я
спешу, меня ждѐт в госпитале мой друг
Лѐшка, вызвавший этот самый огонь на

15. 15
себя. У меня нет времени на разговоры
с тобой, капитан.
Тот неторопливо заглянул в машину.
Успокаивая себя, глубоко вздохнул: са-
молично именно так же приучал своих
подчинѐнных осматривать транспорт.
По замершему взгляду проверяющего
понял, что сам же и оставил зацепку -
бутылки из-под пива! Не оправдывать-
ся, не обращать внимания, перевести
разговор...
- Но что мы нарушили? Пошла пре-
рывистая разметка...
- Товарищ полковник, как вы думаете,
неужели мы здесь случайно стоим? Там
выставлен знак "Обгон запрещѐн".
Ждите, вызовем, - капитан ещѐ раз
глянул на вещественные доказательст-
ва и, пропустив только-только подъе-
хавший трактор, пошѐл к спрятанной
за остановку машине.
Зато позѐмка, как самый ярый нару-
шитель дорожного движения, безбояз-
ненно пересекала двойную сплошную,
вылетала на встречку, переваливала
отвал и неслась в снежное нетронутое
безмолвие полей. Россия всѐ же север-
ная страна, именно зима одевает еѐ в
свадебный наряд. Берѐзы и сейчас сто-
ят невестами в белой фате, рядом же-
нихами в тѐмных фраках подбочени-
лись ели...
Прикрыл глаза, откинулся на сиде-
нье. Пока всѐ складывается против то-
го, чтобы я успел к сроку в Севск - ста-
ринный русский город Севск, располо-
женный практически на границе с Ук-
раиной. Но ведь всѐ равно успею, иного
выхода нет. Просто придѐтся гнать по-
сильнее. А попутчица правду сказала
про опасность впереди. Довѐз бы очки
до озера, не упѐрся бы в "петушок". Вот
и не верь приметам. Хотя и другая по-
словица есть: тише едешь - никуда не
приедешь...
Гудок гаишной машины возвратил к
реальности: меня звали. Арестованная
вереница рассосалась, только один из
водителей звонил по мобильнику, явно
поднимая на выручку знакомых. Мне
поднимать некого, мои все в Чечне...
Мнущийся около машины капитан
мурлыкал в усы песенку, за рулѐм ока-
зался майор. Это лучше. В одной звезде
больше мудрости, чем в четырѐх капи-
танских всевластия. Не ошибся.
- Вы слегка увлеклись скоростью, то-
варищ полковник.
- Даже не спорю, - поднял я руки.
- Не пили сегодня?
- И вчера нет. Вторые сутки за рулѐм.
И надо успеть к утру вернуться в Моск-
ву. Аэропорт Чкаловский - Моздок,
произнѐс я паролем путь из точки А в
точку Б. Гражданским пирожкам они
ничего не скажут, людям в погонах это
как путь из варяг в греки.
Майор понял и оценил, что я не вы-
пячиваю Чечню охранной грамотой.
- Подождите немного, сейчас товарищ
отъедет, - кивнул на звонившего.
Тот уезжать без прав не собирался,
зато заглянул внутрь машины капитан:
- Куда Васю?
Майор скосил на меня глаз, но посчи-
тал за своего и отдал распоряжение:
- Гони обратно.
Через минуту мимо нас на гору, под-
газовывая синими точками-тире, весе-
ло побежал "петушок". Теперь уже яс-
но: собирать очередную партию лохов.
Не знаешь, что лучше: Кавказ со своей
наглостью или родная глубинка с под-
вохом...
Мою горькую усмешку майор попы-
тался не увидеть, но оправдаться по-
считал нужным:
- Самое гиблое место. Авария на ава-
рии. А так хоть смену сдам без трупов.
Стопка отобранных водительских прав
на панели никак не тянула на свиде-
тельства о смерти, но даже если она пе-
рекроет один некролог, капитан-кот не
зря слизывает с этого пригорка свою
сметану. Вот только если бы не испод-
тишка...
- Осторожнее, товарищ полковник. До-
рога скользкая.

16. 16
Спасибо. Справлюсь.
Снег кружил уже по-взрослому, с уве-
ренностью в свои глубокие тылы. Фуры
на трассе начали сбиваться в паровози-
ки, и обгонять их без риска схватить
лобовое столкновение сделалось прак-
тически невозможно. Но я обгонял -
спасибо, товарищ майор, за задержку.
Понимаю ситуацию, но самолѐт ждать
не будет. Но вначале надо добраться до
Севска, родины моего друга, которого я
подставил под пули.
- Держись, родная, - я сжимался в
пружину, чтобы не вильнуть и не цап-
нуть колесом снег на обочине. Тогда
точно принесут цветы, так неестествен-
но алеющие среди дорожных отвалов, и
мне. Сейчас нельзя. Никак нельзя.
Ангел, наверное, выбился из сил по-
спевать за мной. Держись, брат! Сам
меня выбрал, не я тебя. С другим бы
наверняка лежал на диване...
Самыми одинокими, несмотря на
прокол с ГАИ, на зимней трассе кажут-
ся автобусные остановки. Но когда впе-
реди замаячила маленькая фигурка,
сгорбленным столбиком стоящая у до-
роги, я закачал головой: не-ет! Я что,
один на всей трассе? А если бы не
приехал? Все бы так и остались стоять и
бежать своим ходом? Подберут те, кто
не так спешит...
Сзади накатывали железнодорожным
составом фуры. А стоял, кажется, па-
цан. Что ты тут делаешь в снегопад?
Тоже на рыбалку или уже с неѐ? Пода-
рю Лѐшке после госпиталя удочку,
притащу на его Брянщину и засядем у
лунки на все дни недели, кроме поне-
дельника.
- Быстрее! - я выбросил дверцу перед
парнем. В зеркало заднего вида надви-
галась снежная круговерть с мощными
фарами внутри. Они мигнули, преду-
преждая об обгоне, и я прикрыл глаза:
всѐ, второй раз мне эту грохочущую,
клубящуюся в снегу массу не обойти.
Парень-парень...
Тот, похоже, уже не надеялся, что его
кто-то подберѐт. В полулетней курточ-
ке, кроссовках, вязаной шапочке, паре-
нѐк полусогнутым ввалился в машину и
остался на сиденье в такой позе, совер-
шенно равнодушный, что с ним будет
происходить дальше. Фуры, волнами
ветра качая машину, проносились ми-
мо, и я направил на нового своего пас-
сажира все вентиляторы от печки.
Пропустив весь затор, уныло следую-
щий за грузовиками, выехал на дорогу.
Назад всѐ равно идти в темноте.
Несколько минут проехали мол-
ча. Наконец, паренѐк зашевелился, сел
поудобнее, огляделся.
- А я всѐ равно думал, что кто-то доб-
рый остановится и не даст замѐрзнуть, -
совсем как старушка перед этим, кив-
нул в благодарность. Протянул руку: -
Лѐша.
Пальцы были холодными, но зубы
уже не стучали.
- Привет, Лѐша. Моего друга тоже так
зовут. Сколько же ты стоял?
- Часа два.
- А куда добираешься?
- В Суземку. К крѐстному.
До поворота на Суземку было кило-
метров восемьдесят, после него ещѐ
тридцать...
- А почему не на автобусе?
- Билет 120 рублей. А мамка дала
только пятьдесят. Водитель не посадил.
- Надо было ехать?
- У меня сегодня день рождения, пят-
надцать лет...
- Поздравляю.
- Спасибо. А крѐстный ещѐ летом
обещал подарок. Как вы думаете, что
он может подарить?
- А он знает, что ты едешь?
- Нет. Но он же обещал!
Господи, в какие дикие края я попал!
Что это за страна такая, полная наив-
ных людей - Брянщина! А если крѐст-
ный забыл про обещание? Или, хуже
того, лежит пьяный? Или просто уехал

17. 17
и дом закрыт? Лѐха ты Лѐха, голова два
уха...
- Бери конфету, - кивнул ему на свой
утренний заработок.
Не успел вытянуть шею и осмотреть
колонну, а сосед уже облизал фантики
синим языком. Значит, краска на
обѐртках поганая...
Дорога пошла волнами, видимости
ноль, рисковать теперь уже и попутчи-
ком в его день рождения непозволи-
тельно. Ну и ладно. Передохнѐм. А ещѐ
лучше дозаправиться на обратную до-
рогу и перекусить. Всѐ равно одинаково
со всеми подъедем к суземскому пово-
роту.
- Перекусим? - кивнул на заправку.
Лѐшка недоверчиво поднял глаза, то-
ропливо кивнул, пока я не раздумал.
- Что взять?
- А можно сосиску в тесте? Такие бы-
вают, я знаю.
- Иди выбирай, пока заправлюсь.
Именинника нашѐл у витрины - он
словно сторожил вожделенный бутер-
брод недельной заветренности.
- Вон она, - прошептал с облегчением,
что никто его не купил.
- Садись, - кивнул я на дальний сто-
лик. Наклонился к девчонке за стой-
кой: - Тому парню - хороший кусок мя-
са. С полной тарелкой картошкой. Са-
лат со всей зеленью, что есть. Компот с
сырниками. И сосиску в тесте. А мне
кофе. Покрепче.
За столом Лешка перегнулся, чтобы
не слышали остальные, подпольщиком
прошептал:
- Сзади иностранцы сидят. Думал,
хохлы, а прислушался - нет, я по-
ихнему понимаю. Наверное, молдава-
не.
Подошла девушка с полным подно-
сом, принялась выставлять тарелки.
Лѐха проводил каждую завистливым
взглядом, но увидев свой заказ, облег-
чѐнно выдохнул. Я сдвинул все порции
к нему.
- С днем рождения, Лѐшка.
- Это мне? Всѐ? - голос его дрогнул, в
глазах показались слѐзы. Не удержав-
шись, покатились по худым щекам,
булькнули в компот. - А я еду и есть хо-
чу. Еду и хочу есть...
- Я машину посмотрю, а ты кушай, -
оставил я парня одного. Кофе можно и
в кабине попить...
Допить не успел, выбежал с зажатой в
руке сосиской попутчик. Может, боял-
ся, что уеду? Нет, Лѐха, ты земляк мое-
го друга. И имена у вас с ним одинако-
вые! А значит, я тебя не оставлю.
- Там был такой кусок мяса! - убедив-
шись, что я на месте, начал именинник
с самого восторженного. Видать, и
впрямь мать не смогла наскрести на
билет, если парень забыл, когда сытно
кушал. - Такой кусище! Спасибо.
Улыбнулся счастливо, по-хозяйски
уселся на сиденье, улыбнулся:
- А я теперь в Москве был и в кафе. И
на метро ездил. Там, чтобы войти в не-
го, надо сначала карточку купить и
приложить к жѐлтому кругу. Я два раза
проехался по эскалатору - и привык
сразу. Только народу там - табуны. Та-
бу-ны!
Он ещѐ рассказывал, как надо вести
себя в Москве, чтобы не потеряться, как
сторониться цыганок. А главное, не по-
купать продукты в первом попавшемся
магазине, а обойти их как можно боль-
ше, потому что хоть на несколько копе-
ек, но всѐ равно товар найдѐтся дешев-
ле...
- Лѐха, вон поворот на твою Суземку.
Люди стоят, значит, автобус скоро бу-
дет. Я бы довѐз до конца, но очень спе-
шу. К твоему тѐзке, он раненый лежит.
Обещай, что сядешь на автобус.
- А пешком и нельзя. Волки завелись.
Не дойду.
- Это тебе на билет, - я протянул деньги.
Я сидел сбоку, но Лѐшка посмотрел
вверх, словно они свалились оттуда. А
может, чтобы просто проморгаться.
Сентиментальный ты парень, Лѐха.
- Спасибо за пожертвование.

18. 18
Тебе спасибо. За твою наивность и от-
крытость. Что оказался одного имени с
другом, на которого я ненароком, но
навѐл врага. Я, когда останавливался,
не знал, что у вас одно имя, но пусть
получится, что и таким образом я от-
маливал свой грех. Теперь одна задача
- чтобы был дома крѐстный...
А мне - всѐ! Лимит остановок исчер-
пан. Хоть пожар, хоть наводнение, а
мой путь только к колодцу на окраине
Севска. Рядом с женским Крестовоз-
движенским монастырѐм. Лѐшка по-
просил воды из него. Не просил, ко-
нечно, а лишь помечтал, облизывая су-
хие губы:
- Воды захотелось. Из нашего колод-
ца...
- Воды просит, - сказал я врачу, когда
вошли к нему в кабинет. В углу рядом
со скелетом стоял кулер, но я уточнил: -
Из колодца около дома.
- Это было бы, между прочим, очень
кстати, - вдруг поддержал главврач.
Себе налил в чашку из кулера. Задрал
поникший череп анатомического посо-
бия. - В природе всѐ просто. Человек на
80 процентов состоит из воды, и еѐ
структура полностью совпадает только
с той, которую он пил с рождения. Так
что если больному питаться пищей, ко-
торая окружала его с детства, и пить
воду из родного колодца, выздоровле-
ние пойдѐт значительно быстрее. Ну, а
нам через три дня пройти ещѐ одну
операцию...
В тот же вечер я отыскал военный
борт из Моздока на Москву и догово-
рился на обратный вылет. Бутылки из-
под пива - это набрать воды Лѐшке. И
завтра утром я должен стоять с ней на
аэродроме, если хочу успеть к повтор-
ной операции.
- Сегодня ночью были голубые паке-
ты, - усмехнулся Лѐшка в реанимации.
Пакеты для вывоза умерших и впрямь
делают разного цвета - чѐрные, голу-
бые, золотистые... - Двое ночью захри-
пели и... А я лежу и приказываю себе
дотянуть до утра. Чтобы уж если душа
летела над землей, то... на рассвете, а
не в темноте. Поверь: это, оказывается,
важно.
Уставился в высокий потолок. Однако
открылась дверь и вошѐл бог земной -
наш военный хирург Васильич. Посту-
чал для меня по часам - ты просил ми-
нуту...
- Это я виноват, Васильич, - уговари-
вал я его накануне прорваться в реани-
мацию. - Я вышел с ним на связь.
- А мне сказали, что он сам вызвал
огонь на себя.
- Да, но всѐ наоборот. То есть сначала
он ушѐл со своей группой брать глава-
ря. Трое суток сидел в норе как мышь.
А я не знал. Никто не знал. А тут внучка
родилась. Он так еѐ ждал!
Хирург прищурил глаз, прикидывая
наш возраст. Ну что делать, если у нас
воюют деды. В Афгане мы ждали рож-
дение своих детей, на Кавказе - уже
внуков. Страна не воспитала замены,
Кремль с Белым домом, как шерочка с
машерочкой, ковырялись все эти годы
в нефтяных, митинговых и барахо-
личьих проблемах...
- И что? При чѐм здесь внучка?
Врач намеревался остаться неумоли-
мым.
- А я стал выходить на него по связи.
Поздравить. Я так часто выходил на не-
го, что он понял - что-то случилась. И
ответил. И его самого запеленговали
"духи". Так он из охотника сам превра-
тился в дичь. Потом уже был бой и
огонь на себя.
- Понятно. Тебе одна минута. Он
очень слаб. Дай Бог продержаться кри-
тические три дня.
Три дня кончаются завтра. А я пока за
500 км от Москвы плюс полторы тыся-
чи от столицы до Моздока.
Снег чуть поутих, но перемѐты лежа-
чими полицейскими пытались сбить
скорость. Но только не сегодня и не для
меня. Впереди показалась знакомая,
нарастившая себе дополнительный

19. 19
хвост, колонна. Говорил же, что придѐм
одновременно. Слева уже видна окраи-
на Севска, и первый купол от Москвы -
как раз Крестовоздвиж...
Я не понял, почему вильнул хвостом
летящий по трассе снежный вихрь. Но
из него выпала, оторвавшись от общей
колонны, последняя фура. Машина на
глазах, перед глазами, стала крениться,
хватать перепуганными колѐсами воз-
дух, перегораживать путь. Я летел пря-
мо под этот падающий двухэтажный
дом, тормоза бессильно завизжали на
скользкой трассе и последнее, что уви-
дел, - это летящий навстречу обрыв. То
ли крикнул, то ли подумал: «Всѐ!»
Всѐ, потому что я не должен был за-
крыть глаза. Последний раз перед
опасностью делал это при первых
прыжках с парашютом, будучи лейте-
нантом. Потом запретил себе подобное.
Поэтому, раз не помнил, что про-
изошло при падении, значит, потерял
сознание. Кратко, на миг, но случи-
лось...
Да и когда пришѐл в себя, ничего не
увидел: раскрывшийся жабьим ртом
капот закрывал обзор. Прислушиваясь
к себе, возможным травмам, повернул
голову в сторону насыпи. И понял, что
обманывался зря, потому что я всѐ же
разбился: сверху меня крестила мона-
хиня. С чѐрным клобуком на голове,
поверх мантии и рясы с широкими,
развивающимися на ветру рукавами,
блестел большой напѐрстный крест.
Значит, наместница монастыря. Мо-
жет, самого Крестовоздвиженского? Но
как смогла так быстро оказаться здесь?
Ангел позвал? Хирург зря поднимал
голову скелету...
Только как могла подняться на небеса
вместе со мной кабина? Значит, всѐ-
таки на земле? И жив? Толкнул дверцу.
К машине, скользя и падая на крутом
склоне, торопливо спускались люди.
- Как это ты не перевернулся? - услы-
шал первый вопрос. Самому бы знать.
По насыпи от моей машины шла всего
одна колея. Значит, правая сторона мо-
ей Рено летела по воздуху.
- Будь скорость поменьше, перевер-
нулся бы. Как пить дать, - знающе оце-
нил кто-то.
Фраза напомнила про Лѐшку. Снег
хотя и спас, приняв меня с машиной,
как в ватную стену, но из этого рва те-
перь не выбраться до скончания века.
Они, придорожные сугробы, давно зва-
ли меня на посиделки.
Только куковать, похоже, светило не
одному мне. Из разорванного брюха
развалившейся поперѐк дороги фуры
вывалились мешки, бруствером пере-
городив и обочины. Задранные вверх
колѐса продолжали крутить время, но
трасса остановилась в обе стороны.
Любопытные разделились - одни шли
смотреть аварию, другие оценивали
мой полѐт. И только матушка, не дви-
гаясь, продолжала шептать в мою сто-
рону молитву. Я благодарно кивнул,
подумав, что надо бы попросить помо-
литься за Лѐшку...
- Не вытащим. Перевернѐтся, - вокруг
моей машины продолжали крутиться,
утаптывая снег, мужики.
Да, склон слишком крут, и второго
фокуса он, конечно, не допустит. Про-
биваться вперѐд дело не менее гиблое -
снег по колено, за рвом хоть и хилая, но
лесополоса, а дальше заснеженное по-
ле. Единственный выход - это оставить
машину и добираться в Москву на по-
путках. Но ведь и попуток нет...
- Попробуй завести. На ходу хоть? -
посоветовал парень в унтах. Вот так на-
до зимой собираться в дорогу, по-
сибирски. А то вырядился в полуса-
пожки...
Черпая в них снег, залез в машину. Не
без тревоги повернул ключ. Есть! Толку
от этого никакого, но завелась. И на
табло горит красным контуром аккуму-
лятор. Ясно, что это второстепенно, хо-
тя с суворовского училища предупреж-
дали: в армии всѐ красное несѐт опас-
ность.

20. 20
- Аккумулятор показывает разрядку, -
открыв окно, прокричал парню.
- Глуши.
Вслед за "сибиряком" в мотор нырнул
шустренький, подпрыгивающий из-за
малого росточка мужичок. Наверняка
пахал колхозные поля. Вернулись с
уловом, показав всем разорванный ре-
мень. Теперь даже мне, дилетанту в
технике, можно окончательно опустить
руки: полетел ремень генератора. Тут
даже если выбраться на дорогу, акку-
мулятор в одиночку, при морозе, про-
работает не более пятнадцати минут.
Потом машина заглохнет и превратит-
ся в остывающий кусок железа и пла-
стика.
- Мужики, у кого-нибудь ремень есть?
- парень не думал оставлять меня.
Несколько человек пошли к своим ма-
шинам, и вскоре с насыпи один за дру-
гим прилетело сразу четыре лассо. "Си-
биряк" выбрал по размеру самый близ-
кий к оригиналу, снова нырнул под ка-
пот. Вернулся из забитой снегом преис-
подней озадаченный. Одного взгляда на
меня ему оказалось достаточно, чтобы
понять: я тут не помощник.
- Кто-нибудь помнит схему, как наде-
вать ремень? Здесь восемь шкивов.
Вниз, оберегая копчики, спустилось
еще пару человек. Только бы не броси-
ли, только бы у мужиков получилось! А
они стали спорить, потом рисовать на
снегу расположение шестерѐнок, уга-
дывать последовательность хода ремня.
От меня им и впрямь было пользы как
от козла молока, и я поднялся по насы-
пи. Водитель фуры старшиной сновал
вдоль рассыпанных мешков-
брустверов, доказывая что-то по теле-
фону. Затор рос на глазах. Извини, Лѐ-
ха. Но я, правда, очень хотел тебе по-
мочь... - Храни тебя Господь, - подошла
тихо игуменья.
- Ангел-хранитель тебе крылыш-
ки подстелил.
Я согласно кивнул. Всѐ же успел он за
мной. Как же ему дать передышку?
Но во взгляде настоятельницы чита-
лось и осуждение за скорость, и чтобы
оправдаться, пояснил:
- К вашему монастырю ехал. Там ря-
дом колодец есть.
- Есть. Вкусная вода. Сами берѐм из
него. А тебе что он?
- Да вот ехал за водой. Другу.
- Из Москвы? - монахиня посмотрела
номер на моей машине.
- Он ранен. В Чечне.
Матушка перекрестилась, прошепта-
ла молитовку. Поглядев на застывшую
вереницу машин, отошла, достала мо-
бильник. Если ей на вечернюю молит-
ву, то тоже не успеть. Хорошо, что я ни
перед кем не виноват...
В конце пробки, убирая с дороги лю-
бопытных, закрутились под вой сирены
проблесковые маячки гаишной маши-
ны. Из неѐ вылезла знакомая сладкая
капитано-майорская парочка. Одного
взгляда им хватило и оценить обста-
новку, и узнать меня. Капитан заспе-
шил к фуре, майор укоризненно про-
шептал:
- Предупреждал же - осторожнее!
Я, что ль, хотел этого?
Гаишник не погребовал спуститься
вниз, оценить высоту насыпи. Окунулся
вместе со всеми в мотор, вытолкнул
плечом мужичонку. Потом ткнул для
"сибиряка" пальцем в схему на снегу,
нарисовал в воздухе загогулину. Под-
нялся обратно, на ходу вытаскивая мо-
бильник.
- Алло, Вася? Трос есть? Давай сюда,
на Севский перекрѐсток, надо будет
протянуть машину по полю.
Через два часа Вася на "петушке" на-
бивал колею по полю, "сибиряк" выру-
бал окно в просеке, водители, черпая не
менее мелкими полуботиночками снег,
спускались толкать мою "Реношку".
Сверху крестила теперь уже всех игу-
менья. А по белому полю, словно чер-
ные воронята, утопая в снегу, шли от
Крестовоздвиженского монастыря мо-
нашки с бутылями воды...